Останется десять университетов 4263 7

Формирование глобальной системы дистанционного получения высшего образования через интернет только началось, и потому до конца не ясно, насколько успешной окажется эта модель. Однако понятно, что если модель окажется жизнеспособной, то доминировать в ней будут американские университеты
 

 Эрвин Хеберле
Эрвин Хеберле 

Экспансия университетского образования в интернет приведет к тотальному изменению научного мира. В нем останется лишь несколько университетов, профессора утратят свой статус, а наука сконцентрируется в США, считает немецкий профессор Эрвин Хеберле, долгие годы преподававший в Берлинском университете имени Гумбольтдта, Университете Женевы и Университете Сан-Франциско.

— Вы говорите о грядущей революции в высшем образовании, которая должна произойти благодаря доступу к вузовским курсам через интернет. О чем вообще идет речь?

— В развивающихся странах живут миллионы высокомотивированных и очень умных молодых людей, у которых нет возможности получать научное образование. У них либо нет рядом университетов и библиотек, либо нет денег на учебу. Да, немецкие вузы предлагают интернет-курсы. Но предлагают их только для студентов, которые и так ходят в университет. Такие студенты получают пароль для доступа к цифровым материалам курса. Но почему этот пароль дают только студентам? Потому что материалы защищены копирайтом. Мои дорогие немецкие коллеги часто делают так: сканируют три-четыре книги, которые им не принадлежат, — и готов курс. Копирайт разрешает такое копирование для ограниченных групп. Но такие курсы нельзя распространять широко. Американцы поступают иначе.

— Распространяют их бесплатно?

— Да. Два года назад известный профессор Себастиан Трун поставил эксперимент. Он объявил запись на бесплатный курс в интернете, посвященный искусственному интеллекту. В течение нескольких недель к нему записались 160 тысяч студентов. Тогда он работал в Стэнфорде, и там ему сказали: вы можете выписывать для окончивших курс дипломы, но не от имени Стэнфордского университета, а от своего имени, как частное лицо. «Отлично!» — сказал профессор. И подготовил с помощью компании Google курс, разработал механизмы проверки работ, в итоге сертификат о прохождении этого курса получили 20 тысяч студентов из 160 тысяч. На основании этого опыта Себастиан Трун сказал: «Дорогой Стэнфорд, вы для меня слишком медлительны. Я основываю свой университет». И основал его, назвав Udacity.

Огромное количество молодежи по всему миру видит: вот здесь доступны бесплатные курсы. Даже если немногие выдерживают их до конца, это не играет роли. Пусть диплом от профессора Труна и не очень много значит, но все же это лучше, чем ничего. Трун — известный специалист, такой диплом может помочь на собеседовании. Но теперь его диплом не просто диплом от одного человека, а диплом университета.

Другой пример. Массачусетский технологический институт (MIT) в Бостоне уже несколько лет предлагает бесплатные материалы для своих курсов, распространяя их по сети. Не сами курсы, а материалы к ним. Примерно две тысячи курсов на шести языках. И президент MIT Сьюзен Хокфилд сказала: «Для чего мы это делаем? Чтобы обеспечить MIT главенствующее положение в мире!» В MIT говорят: вот наши материалы, используйте их по всему миру, нам все равно, каким образом.

Но вернемся к Труну. Когда он начал реализовывать свой проект, на интернет-образование обратили внимание и в Гарварде. Там решили распространять уже не материалы к курсам, а сами курсы. И тоже бесплатно. Они запустили проект онлайн-университета под названием edX. Так вот, как только они с этим проектом охватили достаточно студентов, возник закономерный вопрос: как после этих курсов получить какой-нибудь диплом или сертификат? В этот момент и начинается процесс зарабатывания денег. Потому что каждый, кто хочет после бесплатного курса получить диплом, должен зарегистрироваться и начать платить: регистрационный взнос, экзаменационный взнос и так далее.

— То есть оплата происходит лишь в том случае, если человек хочет получить подтверждение пройденного курса — диплом с именем?

— Да, только если он хочет диплом. Профессор Трун в своем университете Udacity тоже перешел на эту схему. Здесь принципиально то, что такое огромное количество студентов можно получить только благодаря бесплатным курсам. Понимаете? У нас в Германии думают совершенно иначе. В немецких университетах сначала нужно зарегистрироваться. Но так нельзя делать дело, так ничего не выйдет! Я сказал недавно в интервью газете Die Welt: лишь тот, кто дарит знания, может в итоге рассчитывать, что заработает деньги. А немцы этого не понимают.

— Но насколько серьезны дипломы, которые получают дистанционно? Ведь учеба в университете предполагает, что студенты тесно общаются с преподавателями и учебный процесс состоит не только из лекций.

— Разумеется, я не утверждаю, что эти дипломы равноценны классическим университетским. Вообще, есть идеальная модель университета, придуманная еще Вильгельмом фон Гумбольдтом. Этот гумбольдтовский идеал всестороннего образования в интернет-образовании недостижим. Конечно, не во всех областях. В медицине, химии, где необходимы большие лаборатории, такое скорее невозможно. Однако есть неожиданно много специальностей, где дистанционное образование работает. Кроме того, не нужно мне рассказывать, что, мол, в немецких поточных университетах так уж много контакта студентов с профессорами. Это неправда. Я учился в Гейдельберге больше пятидесяти лет назад. И уже тогда мы сидели на поточном семинаре — 130 студентов. Двух из трех своих экзаменаторов я видел на экзамене в первый и последний раз в жизни. То, что раньше якобы было лучше и был контакт, — оставьте эти сказки! У немецких профессоров в неделю два приемных «окна» по два часа. Это курам на смех, это стыдоба! С другой стороны, не забывайте, что по скайпу сегодня вполне возможно установить личный контакт с профессором. Можно устроить маленькие группы студентов — один из Бангладеш, другой из Австралии, третий из Перу.

— Что произойдет в таком случае с национальными университетами?

— Да, может случиться, что какой-нибудь колледж из Айдахо за три недели обойдет берлинский Университет имени Гумбольдта. Если немцы этого не понимают и почивают на лаврах, то конкуренты не спят. Чего немцы не хотят понять, так это того, что с интернетом наука входит в новую фазу, становится глобальной.

— Но если конкуренция выходит на глобальный уровень, не получится ли так, что дешевый агрессивный вуз просто убьет своих более серьезных конкурентов?

— Я убежден: побеждает качество. Но и цена играет свою роль. Представьте себе, что вы бедный студент из Бангладеш. И вот вам Гарвард предлагает курс за пять тысяч долларов. И параллельно вы получаете предложение из Community College в Миссисипи — за половину этой цены. И каков будет ваш выбор? Пока не ясно. Однако про университеты, которые не участвуют в этой гонке, вообще можно забыть. Они не будут играть никакой роли.

Знаете, что меня все годы раздражало в немецких университетах, при любых президентах? Они все говорили: ой, да мы тоже в интернете. Конечно, они в интернете. Но вы зайдите и посмотрите — это же сплошной рассказ о себе: какие мы замечательные, какой у нас президент, вице-президент, какие факультеты, институты... Кого это волнует в Пакистане? Никого! Где ваши учебные материалы, курсы? Никто их не выкладывает в сеть, тем более на иностранных языках.

— И почему так?

— Потому что не хотят понять. Потому что, если они начнут понимать, это будет означать невероятное изменение в распределении бюджетов. Вот возьмите ситуацию с назначением нового профессора. Я это наблюдал много раз. Когда коллега получает место профессора, с ним начинают вести переговоры о том, какие ставки он получит в свое распоряжение. И вот все сидят за столом переговоров и решают: полставки секретаря или целую ставку. Ставку ассистента, или полставки, или полторы ставки. Вот о чем они спорят! И если профессор говорит, что ему нужен программист, они не понимают. Зачем тебе программист? Он тебе не нужен, пусть студенты в свободное время что-нибудь напрограммируют. Дать профессору в распоряжение ставку программиста с окладом 50 тысяч евро в год — немыслимо. А это значит, что о конкуренции с Гарвардом можно забыть.

— Кстати, сколько программистов у профессоров Гарварда?

— Когда Трун пришел в Гарвард, ему сказали: мы инвестируем 60 миллионов долларов в бесплатные курсы. Они сделали именно то, что немцы отказывались делать годами. Вот еще один пример. Технический университет Джорджии в Атланте предлагает в этом году курс с дипломом магистра в области Сomputer Science. Если вы идете учиться в кампус, курс стоит 45 тысяч долларов. Однако тот же самый университет предлагает тот же самый курс в интернете за семь тысяч.

— Тот же самый? Тогда зачем платить 45 тысяч?

— Очень хороший вопрос, который задает себе каждый разумный человек. Дипломы ведь одинаковые. И понятно, что произойдет: гораздо больше студентов выберут курс за семь тысяч. Технический университет Джорджии заработает на онлайн-студентах, которые платят лишь по семь тысяч долларов, куда больше, чем на дорогих, но немногочисленных студентах в кампусе, платящих по 45 тысяч. Все меньше студентов будут делать выбор в пользу кампуса, большинство из них будут учиться онлайн за семь тысяч. А университет в итоге будет зарабатывать больше.

Даже живущие прямо в Атланте молодые люди рано или поздно начнут задаваться вопросом: зачем мне идти в кампус, если я могу обойтись и не платить эти 45 тысяч, а заплатить лишь 7 тысяч 068_expert_48.jpg Фото: Thomas Dworzak / Magnum Photos / Grinberg Agency
Даже живущие прямо в Атланте молодые люди рано или поздно начнут задаваться вопросом: зачем мне идти в кампус, если я могу обойтись и не платить эти 45 тысяч, а заплатить лишь 7 тысяч
Фото: Thomas Dworzak / Magnum Photos / Grinberg Agency
 

— Но онлайн-курсы лишь потому пользуются популярностью, что у университета хорошая репутация в обычных образовательных моделях. И если эта репутация умрет, то как убедить студентов учиться онлайн?

— Это верно. Но даже живущие прямо в Атланте молодые люди рано или поздно начнут задаваться вопросом: зачем мне идти в кампус, если я могу обойтись и не платить эти 45 тысяч? Не забывайте, в США образование часто оплачивается за счет кредита. Его потом нужно отдавать, а работу после университета могут найти далеко не все выпускники. Так почему бы не получить тот же самый диплом магистра всего за семь тысяч долларов? Благодаря увеличению числа студентов университет будет зарабатывать на дешевых курсах куда больше денег, чем когда-либо в истории.

Но затем неизбежен следующий шаг. Уже сейчас есть профессора-звезды, они известны во всем мире, они публикуют свои бесплатные курсы. И когда MIT и Гарвард полностью завершат разработку своих курсов, то скажут: вот, курсы готовы. А зачем нам теперь дорогие профессора? Мы лучше наймем дешевых ассистентов, супервайзеров, которые будут следить за использованием курсов. Профессор получит свои комиссионные за имя, какие-то деньги за общий контроль над курсом и за регулярное обновление его материалов. Зачем нанимать кого-то, да еще на пожизненный профессорский контракт? Профессорам будут заказывать только разовые обновления курсов, а работу всю будут делать дешевые ассистенты. Это революция, к которой вузы еще совершенно не готовы.

— Прежде чем говорить о долгосрочном развитии, я хотел бы понять, как при таком массовом дистанционном образовании проводить экзамены, как осуществлять контроль?

— Ну эту проблему уже давно решили. Много лет существуют открытые университеты — в Великобритании, в других странах. Проблемы надежности экзаменов не существует, она технически решена задолго до появления бесплатных курсов. Важно другое. В новой схеме, например, преподаватели внезапно начнут приносить гораздо больше денег. А исследователи нет, потому что наука требует расходов. Таким образом, исследовательская и преподавательская функции университета все больше отдаляются друг от друга. Вся идея Вильгельма фон Гумбольдта базировалась на единстве науки и преподавания. Студенты учились у профессоров, которые занимались наукой, студенты участвовали в исследованиях. Теперь эта связка разрывается. С помощью дешевых преподавателей университеты будут зарабатывать кучу денег, отказываясь при этом от дорогих профессоров.

— Насколько опасно такое быстрое изменение университетского ландшафта?

— Я бы не переживал, если бы за дело не взялись Гарвард и MIT. Вот это переломный момент, когда всем уже надо начинать бояться. Но никто ведь не боится! Смотрите: MIT уже несколько лет предлагает бесплатные курсы на шести языках при поддержке американских фондов. По всему миру! Это инвестиция, на которую немцы никогда бы не решились. Теперь Гарвард вложил 60 миллионов долларов. И студенты могут выбирать, сразу они регистрируются и платят или только когда решат получить диплом, как только поймут, что готовы сдать курс. При этом MIT и Гарвард настолько умно подошли к делу, что на первых порах предлагают очень низкие цены. Так что после того, как они закрепят свои лидирующие позиции в мире, они будут лучшими, самыми быстрыми и самыми глобальными.

— Но если на рынок год за годом будет выплескиваться даже не в десять, а в сто или тысячу раз больше дипломов первоклассных вузов, насколько обесценятся эти дипломы? И не упадут ли зарплаты специалистов, а с ними и спрос на образование?

— Думаю, в Гарварде и MIT задавали себе тот же вопрос. Видимо, они сознательно и добровольно пошли на такой риск.

— Почему? Там считают, что спрос на специалистов столь огромен?

— Что произойдет, если каждый год в мире будет выпускаться 100 тысяч специалистов с дипломом Гарварда, никому не известно. Но это будет революция.

— Сколько денег можно заработать на рынке дистанционного обучения, где сейчас ведут наступление Гарвард и MIT?

— Никто пока не знает точных цифр. Гарвард и другие вузы сейчас делают первые шаги, прицениваются. Смотрят, что произойдет, если поиграть с ценой.

— Что будет означать для научного мира такое господство английского языка и американской университетской модели?

— Американские университеты имеют в своей основе все ту же гумбольдтовскую модель. И даже американским профессорам сейчас страшно. Потому что под угрозой не только немецкие профессора, но и американские — им больше не дают пожизненных контрактов. У меня был решающий для меня академический опыт. Это было в 1969 году, я был тогда постдоком из Йеля и поехал на «рынок рабов» — так в шутку называли ярмарку университетских вакансий, тогда она была в Денвере. Моей специальностью была американистика, я защищался по литературе. Наивный, я думал, что раз я из Йеля, то меня оторвут с руками. Не тут-то было! Первый раз в своей жизни я услышал выражение «избыточная квалификация». Потом мне его повторяли во всех университетах — больших и маленьких, известных и не очень. А что это означает по-немецки? По-немецки это означает: ты слишком дорогой. Вместо одного человека из Йеля можно взять двух дешевых преподавателей-ассистентов. Уже тогда это все было! А с новыми курсами этот путь развития становится совершено неизбежным. Будет профессор, разработавший курс и получивший гонорар. Его имя стоит на программе, он обновляет ее, а настоящую работу делают так называемые мониторы, за очень небольшие деньги. Подумайте теперь, что ждет малоизвестных профессоров, которые и сегодня-то получают десять студентов в кампусе?

Знаете, я всегда вспоминаю в связи с этим 14 июля 1789 года. В этот день Людовик Шестнадцатый вернулся с охоты. Он никого не подстрелил и написал в дневнике: «Rien», то есть «ничего». А ночью его разбудил камердинер и сказал, что взята Бастилия. «Это что же такое? Восстание?» — спросил король. «Нет, сир. Это революция!» С электронной революцией то же самое. Все говорят о революции, но никто не понимает, что такое настоящая революция! (Смеется.)

— В чем еще будет выражаться революция?

— Смотрите. Есть, например, еще один совместный проект дистанционного обучения в ряде университетов, в том числе американском Беркли и нескольких немецких вузах. Он называется Coursera. В рамках этого проекта предлагаются бесплатные онлайн-курсы. Так вот, Фрейбургский университет в Германии начал признавать некоторые курсы Coursera как собственные внутренние экзамены. А что это означает? Как только какой-то немецкий вуз начинает, например, признавать внутренние курсы других вузов, то рано или поздно руководство университета задумается: а зачем нам свои преподаватели по этому предмету? Это путь к самокастрации университета. Происходят и другие вещи, которые, например, вам подтвердит любой университетский библиотекарь. Когда университет подписывается на научные журналы, он платит не только за подписку, но и за использование студентами и преподавателями электронной версии журнала. Стоимость таких подписок растет, и университеты от них отказываются. Например, Технический университет Мюнхена отказался от подписки на математические журналы издательства Elsevier — а это были лучшие журналы. Но как только вы отказались от подписки, то не можете пользоваться статьями журнала. А копирайт на статьи сохраняется за издательством. Получается, что профессора университета писали в черную дыру! Ситуация настолько абсурдная, что президенты вузов должны об этом криком кричать, но никто не шевелится. Кроме Принстона, где всё уже понимают, — и потому руководство Принстона прямо запретило своим сотрудникам отдавать кому бы то ни было права на распространение электронных версий своих работ. Это открытое объявление Принстоном войны издательствам. Это исторический шаг.

— Вам семьдесят семь лет. Как воспринимают ваши призывы более молодые ученые, занимающие посты в немецкой науке?

— Они не понимают, о чем я говорю: дескать, что с него взять, старик сам не знает, что несет. Но это самозащита. Они же умные. Если они не в состоянии понять такие простые вещи, то не от недостатка ума. Это психологическая защита от неприятной реальности. Профессор Трун в полемике заявил, что через пятьдесят лет во всем мире останется только десять университетов. Конечно, это преувеличение. Но даже если его пророчество сбудется не буквально, в целом развитие идет в этом направлении.

Я всем в своей академической карьере обязан Америке. Всем. Но когда я сейчас вынужден наблюдать, что американцам снова достанется все, — о, как мне больно на это смотреть! Я благодарен американцам, они давали мне стипендии, но как же мне больно!

Немцы все проспали, немецкие фонды такие тупые. Что они делают с деньгами? Они финансируют какие-то струнные квартеты, выступающие на развалинах замков! К ним можно приходить с любыми проектами, только не с инновационными. Америка другая. Там фонды финансируют развитие. Университет имени Гумбольдта получил миллион от Google для открытия Института Google. И что они сделали с деньгами? То, что немецкие профессора всегда делают: начали проводить заседания. В результате получили только исписанную бумагу.

Берлин